Город в те дни стал сценой для разнообразных драм: махинации, предательство, наушничество, трения между группами с различными и пересекающимися интересами. В офисах, мастерских, лабораториях и библиотеках верещали ученые и независимые теоретики-манипуляторы, споря друг с другом и с теми негуманоидными компаньонами, которые по-прежнему там присутствовали. Самой употребительной фразой было: «Как ты смеешь так со мной обходиться?» — в ответ на что звучало: «Ой, да пошел бы ты!..»

В штаб-квартире Конфедерации британских промышленников напротив часто посещаемого туалета располагался маленький конференц-зал. Замечая его, большинство членов этой организации испытывали недолгое удивление — как же они прежде не обращали на него внимания? — а потом продолжали его не замечать. Коридор освещался не столь ярко, как следовало бы. Акварели на стенах выглядели тускловатыми: они, конечно, там были, но разглядеть их стоило некоторого труда.

В конце коридора висела пластмассовая табличка — то ли «ПОДСОБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ», то ли «НЕ РАБОТАЕТ», хитрая фраза, которую трудно припомнить в точности, но суть прочитывалась хорошо: это не та дверь, ступайте отсюда.Двое эту суть проигнорировали — крупный мужчина в дорогом костюме и черном мотоциклетном шлеме и женщина шестидесяти с лишним лет, которую он вел за руку. Женщина спотыкалась и оступалась, как встревоженное животное, шагая позади мужчины. Лицо ее было дряблым, а одеждой ей служила потертая полушинель.

Мужчина постучался и открыл дверь, не дожидаясь ответа. За дверью оказался маленький кабинет. Хозяин его встал, чтобы поприветствовать вошедших, и указал на два стула у своего стола. Мужчина в костюме садиться не стал, но подтолкнул женщину к стулу, держа руки у нее на плечах. Шинель распахнулась, и обнаружилось, что больше на женщине ничего нет. Кожа ее выглядела холодной и нездоровой.

Несколько секунд ничего не происходило. Затем женщина, причудливо пошевелив губами, издала трель телефонного звонка.

— Алло? — сказал хозяин кабинета.

— Алло, — гулко и с пощелкиванием произнесла женщина мужским голосом с лондонским акцентом. Глаза ее были пусты, как у манекена. — Я говорю с мистером Дьюи из КБП?

— Да. Спасибо, что так быстро со мной связались.

— Не за что, — сказала женщина, пуская слюни. — Как я понял, у вас ко мне предложение. Относящееся — э-э — к нынешнему диспуту.

— Верно, мистер… да. Нас интересует, сможете ли вы нам помочь.

После консультаций, основанных на крайне экзотических топографо-патологических критериях, именно в Криклвуде муниципальная полиция разместила своих необычных детективов из отдела ПСФС и их высококвалифицированный вспомогательный персонал — секретарш, не смущавшихся информации, которую им приходилось вводить в компьютер, и патологоанатомов, готовых проводить аутопсию каких угодно тел, в любом состоянии и невзирая на причину смерти. Варди, Бэрон и Коллингсвуд встретились с одной из них, доктором Харрис, в ее холодной лаборатории. Они хотели еще раз взглянуть на останки из подвала музея.

— Вы велели мне оставить все как есть, — заметила она.

— А теперь я велю вам вскрыть эту проклятую штуковину, — сказал Бэрон.

Через полчаса, после лазерного надреза и осторожных действий рычагом, сосуд на стальном столе распался на две половины. Лежавший между ними человек почти полностью сохранил свою позу, приданную цилиндрическим сосудом, и выглядел так, будто все еще прижимался к стеклу.

— Вот, — сказала Харрис, показывая лазерной указкой на труп, а покойник взирал на нее пристально, будто утопленник. — Как я вам и говорила. — Она дотронулась до горловины бутыли. — Он никоим образом не мог там оказаться.

Детективы из ПСФС переглянулись.

— Я думал, что, может, ваша точка зрения изменится, — сказал Бэрон.

— Никогда. Он никак не мог оказаться там, если его не поместили внутрь при рождении и не оставили там расти. С учетом его татуировок и других очевидных обстоятельств — категорически невозможно.

— Хорошо, — сказал Бэрон. — Мы сюда пришли не за этим. Верно, леди и джентльмены? Что известно о методах подозреваемых? Не видим ли мы характерных признаков? Мы сюда пришли, чтобы выяснить насчет Госса и Сабби.

Госс и Сабби. Госс и Сабби!

Коллингсвуд была уверена в своей правоте. Андерс Хупер отличный оригамист, но это дело ему поручили в основном потому, что он, как новичок, не мог узнать заказчика.

Он, конечно, не был моложе ее самой, но, как со скупой похвалой сказал Варди, «Коллингсвуд не в счет». Пусть ее методы расследования неортодоксальны, знания — неполны, но она серьезно изучала мир, в котором действовала. Главы из его истории она читала в хаотичном порядке, но все-таки читала. Как же могла она не узнать Госса и Сабби?

Пресловутый обход пабов «Козлищами Сохо» с Кроули [21] во главе, закончившийся четверным убийством, — при воспоминании о фотографиях Коллингсвуд до сих пор закрывала глаза. Расчленение Сингеров, пока Лондон с трудом оправлялся от Великого пожара. Ходоки на Фейс-роуд в 1812 году — это были Госс и Сабби. Несомненно, они. Госс, Король Укокошников — такой титул присвоил ему один цыганский интеллектуал, не пожелавший, явно из крайней осторожности, обнаружить свое имя. Сабби, который, по слухам, был выведен в стихотворении Маргарет Кавендиш как «дитя мяса и злобы».

Госс и долбаный Сабби. Парочка, скользящая сквозь историю Альбиона, исчезая на десять, тридцать, сто благословенных лет, чтобы вдруг вернуться, всем привет,мырг-мырг, с антиобщественным блеском в глазах — да и устроить по найму очередное кровавое месилово.

Госс и Сабби были специалистами широкого профиля. Пытаясь выяснить, в чем заключалось их умение, — сверхсила, как по-прежнему считала Коллингсвуд, — она получала лишь одно: Госс — это убийственное дерьмо, какого больше нет.Сверхдерьмо, Чудо-дерьмо, Главный, Законченный Ублюдок. И ничего смешного. Называйте это банальным, если вам от этого легче, но зло есть зло. Чтобы разделаться с человеком, Госс якобы мог вытянуть губы на целый фут, пробить кулаком дыру в теле, исторгнуть языки пламени. Что угодно.

Впервые Коллингсвуд прочла о них в факсимильной копии документа семнадцатого века, где описывался злодей с длинными руками и его при жизни мертвый сын. Несколько недель она, незнакомая со старинными шрифтами, полагала, что их зовут Гофф и Фабби. Позже они с Бэроном от души над этим посмеялись.

— Фначит, так, — сказала она. — В фамом ли деле это работа Гоффа и Фабби? — (Бэрон и теперь коротко усмехнулся.) — Похоже это на их обраф дейфтвий?

В этом и состояла проблема. Никакого образа действий у Госса и Сабби не было. Бэрон, Варди и Коллингсвуд разглядывали законсервированное тело под разными углами, обращались к своим записям, делали новые, кружили вокруг трупа, бормоча что-то себе под нос или вполголоса переговариваясь.

— Точно известно лишь одно, — сказал наконец Бэрон, напряженно вглядываясь в лица коллег. — А именно: насколько мы знаем, в прошлом они не совершали ничего подобного. Я просмотрел все файлы. Варди?

Варди пожал плечами.

— Мы летим вслепую, — сказал он. — И прекрасно это понимаем. Хотите знать мое мнение? Думаю, в конечном счете… по-моему — нет. Насколько я знаю их методы, это всегда был непосредственный контакт — руки, кости. Это же… нечто иное. Не знаю, что это, но тут, думаю, были не они.

— Хорошо, — сказал Бэрон. — Значит, мы преследуем Госса и Сабби, а также разыскиваем кого-то еще —того, кто своих врагов маринует. — Он покачал головой. — Господи, что угодно отдал бы за честные, без выкрутасов, Тяжкие Телесные. Леди и джентльмены, давайте займемся этим клиентом. Надо как можно скорее установить личность нашего бедолаги. И ответить на кучу других проклятых вопросов.

Глава 19

Идти в новый Лондон? Город проявляет к вам огромное и отнюдь не сочувственное внимание, сказал тевтекс. За вами охотятся. Билли представил, как он с выпученными по-рыбьи глазами появляется на поверхности, а Лондон — где его ждут Тату, Госс, Сабби, мастерская — тут же его замечает. А,вот ты где.